- Возможно, в этом есть доля истины, - говорит Габриэлыч. - Но мы можем их спрятать?
- Ну разве что на кухне, - морщится Амвросий. - Придется очертить круг мелом и запереть бесов в круге. Мел есть?
- Есть карандаш от тараканов.
- Даже лучше. И еще амулеты там во множестве, их все надо со стен поснимать, в них бесы могут прятаться. Вообще у вас квартирка, конечно, - рассадничек. Неудивительно, неудивительно! Давно здесь живешь? - спрашивает меня.
- Да я вообще не здесь живу. Я сюда в гости приехал.
- А, - говорит Амвросий.
И уходит. Габриэлыч пошел с ним, и они вдвоем принесли всяких амулетов и масок и сложили все это аккуратно под кухонным столом на расстеленных газетах. Мне отец Амвросий запретил пока в комнаты ходить. Они туда ушли, стали мебель двигать. Сижу я, значит, и предчувствие такое - ну, попал. Но я понимаю, что это не у меня предчувствие, а у беса, который в меня вселился. Что радует.
Наконец отец Амвросий пришел и пригласил меня в комнату. Зашел я в комнату, там бардак жуткий - половина вещей вынесена, столики журнальные убраны, и все такое. Посреди комнаты диван выдвинут. Отец Амвросий показывает мне - мол, ложись. Ну, ложусь. Ариша с Габриэлычем задергивают шторы, свечи зажигают и садятся в кресла по углам, чтобы, значит, смотреть. Но отец Амвросий их оттуда шугает, говорит, чтоб подождали в другой комнате, помощь потребуется позже. Они выходят, а отец Амвросий обращается ко мне.
- Первым делом, - объявляет он, - надо исповедаться.
- Ну, надо так надо, - говорю.
- Ударялся ли ты в язычество? - спрашивает отец Амвросий.
- Да вроде нет, - говорю.
- И слава богу, - говорит отец Амвросий. - Коли не брешешь. Чужим богам не поклонялся? Языческих символов не носил?
- Майка, - говорю, - у меня была. С черепом светящимся.
- .ф-у-у… - говорит отец Амвросий. - Ну чего ж ты теперь хочешь…
- Но я ее уже года два не надевал!
- Хоть каешься?
- Каюсь. Вернусь домой - выкину. Или брату двоюродному подарю.
- Выкинь. А лучше сожги с молитвою. Теперь далее. Произносил ли плохие слова?
- В смысле матюгами?
- И матюгами.
- Ну, бывало.
- Зачем?
- Всякое бывало. Упадет, бывало, чего-нибудь неожиданно. Виндоус. Ну и это…
- Часто ли?
- Виндоус падал? Хе!
- Часто ли матюгами разговаривал?
Я задумался.
- “Мля” - это матом?
- Тс! - шикнул на меня отец Амвросий. - Не забывайся, одержимый! Ты на исповеди!
- Извините, пожалуйста.
- Матом, конечно.
- Тогда часто, - вздохнул я. - А в Интернете, в чатах, считается?
- Вообще-то Интернет от диавола. - задумался отец Амвросий. - Так что считается вдвойне.
- Тогда совсем часто.
- Должен предупредить, - сказал отец Амвросий. - За каждый матюг Богородица на три года отступается.
Я прикинул.
- Ой, мля… - вырвалось у меня непроизвольно.
- Одержимый! - строго прикрикнул отец Амвросий. - Не забывайся!
- Простите, пожалуйста, - сказал я. - Это, наверное бесы.
- Ну так для того мы и здесь, верно? - смягчился отец Амвросий и по-свойски подмигнул мне. - Каешься?
- Каюсь. А если Интернет от диавола, про Интернет тоже каяться?
- Обязательно.
- Не могу. Это работа моя, я программист, проектировщик сетевых решений.
- Сетевых, - сказал отец Амвросий с омерзением. - Сетевых. Слово-то какое. Сети диавола.
- Не, - говорю, - информационные сети.
- Кайся немедленно.
- Но я же на работу снова пойду? Это же моя профессия.
- Ну так я тебе не говорю работу бросить, верно? Покайся, а там иди на работу, снова покаешься.
- Каюсь.
- И слава богу, коли не брешешь. Завидовал ли кому-нибудь?
- Случалось.
- Каешься?
- Каюсь.
- И слава богу, коли не брешешь. И кстати, вопрос к тебе - брехал ли?
- Ну… Бывало.
- Каешься?
- Каюсь.
- Не брешешь?
- Не.
- Едем дальше. Ленился ли?
- Случалось. Каюсь.
- Смотрел ли с вожделением?
- Чего?
- Чего. Не маленький. Смотрел ли с вожделением?
- Смотря на кого.
- Ну, на кого. На баб, понятное дело. Но если на мужиков - это особый грех.
- На баб смотрел, наверно. Ну да, точно смотрел.
- Кайся.
- За просто смотреть? С какой стати?
- Одержимый!
- Чего, уже и посмотреть нельзя?
- Одержимый!
- Хорошо, каюсь.
- Все. Иди и больше не греши!
- Все? Уже идти?
- Погоди. Бесов гнать сейчас начнем. Это я тебе грехи отпустил по-быстрому.
Отец Амвросий уходит, возвращается с саквояжем и начинает оттуда извлекать предметы - пару книжек в пластиковых обложках, веревки с бубенцами, бубен - что меня удивило - и сандаловые палочки.
- А чего за книжки? - говорю. - Библия?
- Спецлитература, - объясняет отец Амвросий. - Библии мало. Это Тропарь и Требник, издание двадцать четвертое, переработанное.
- Типа как у нас в программировании - “Виндоус для чайников”?
- Одержимый, не ерничай!
- Извините, - говорю. - Понял. Вопросов больше не имею.
В общем, собрал отец Амвросий свои вещи, подошел ко мне, обошел вокруг дивана, осмотрелся - видать, решил, что все готово.
- Поехали! - сказал отец Амвросий, махнул рукой и начал трясти веревками с бубенцами. - Изыди, нечистый Дух! Освободи место духу святому! Изыди, нечистый дух! Освободи место духу святому!
Ну, я чего? Я лежу, прислушиваюсь к ощущениям. Ощущений особо никаких. Был один момент, когда показалось, будто где-то в душе, как бы это сказать… ну, типа как щекотно вдруг стало. Я обрадовался, но пропало ощущение сразу, может, действительно показалось? А отец Амвросий все больше заводится, а по ходу дела зажигает вокруг свечки, расставляет. Свечки - ну, явно из маркета “ИКЕЯ”, не знаю уж, святые они там или нет. И благовония всякие зажигает. Ну и бегает вокруг, трясет веревочками, звенит бубенцами. Помню, я еще подумал, что работа у него не сахар. Это мне-то чего, я лежу, спокойно мне так, ничего делать не надо, а бесы изгоняются тем временем. Ощущения как в парикмахерской, только еще спокойнее, не боишься, что тебе ухо отрежут. Я даже прикрыл глаза и лежу, слушаю звон. Не заметил, как заснул. Не знаю, сколько прошло времени, трясут за плечо. Открываю глаза - отец Амвросий, мокрый уже такой, раскрасневшийся.